Заклятие Лусии де Реаль (сборник) - Иван Головня

– Если вы спрашиваете о маме, то она будет после восьмого часа, – с подчёркнутым достоинством отвечает Микки Хаттон, давая этим понять незнакомцу, что его вопрос о взрослых не совсем уместен.

– Вот незадача! – удручённо дёргает головой мужчина, словно намереваясь боднуть с досады дверь. – Вообще-то я тоже должен был прийти после восьмого часа, да вот… был тут неподалёку по делам и дай, думаю, зайду раньше. А вдруг она дома… Ну что ж, жаль… Придётся погулять где-нибудь полчасика.

– Я так понимаю, что вы пришли свататься к маме, – говорит Микки, оценивающе осматривая гостя. Судя по промелькнувшей на его лице едва заметной пренебрежительной ухмылке, оценка явно не в пользу жениха.

– Ты догадливый мальчик. Я действительно пришёл свататься к твоей маме. Меня зовут Эжен Буффон.

– В таком случае заходите, – без особого радушия говорит мальчишка и снимает с двери цепочку. – Мама предупредила меня о вашем визите. И даже сказала, чтобы я был с вами учтивым.

– Значит, твоя мама – умная женщина. Понимает, что только серьёзное воспитание делает из ребёнка настоящего, серьёзного человека. Недаром я сватаюсь к ней, – глубокомысленно, с расстановкой провозглашает Эжен Буффон.

Если бы не обещание быть с месье Буффоном сдержанным и вежливым, которое пришлось дать маме, Микки ни за что не пустил бы этого, во всех отношениях неприятного ему человека в дом. Скорее, наоборот, прогнал бы его.

Причин для этого у мальчика больше чем достаточно. Во-первых, он представить себе не может рядом с его молодой, такой милой, всегда оживлённой мамой этого старомодного и заносчивого сухаря. А тем более – в роли её мужа, а его, Микки, отца. Во-вторых, из случайно подслушанного разговора мамы с её братом Фрэдом Микки узнал, что и мама не в восторге от предстоящего брака. И только обстоятельства вынуждают её связать свою судьбу с этим прижимистым и богатым фабрикантом, у которого год тому назад умерла жена.

А обстоятельства эти таковы. Два года тому назад отец Микки Джонатан Хаттон, известный кинодокументалист-подводник, взял у этого Буффона, который, кстати будет сказать, приходился ему каким-то дальним родственником, взаймы для съёмок нового фильма о жизни осьминогов приличную сумму денег. Во время съёмок отец погиб – на него напала акула, – и долг, естественно, перешёл к маме Микки Френи Хаттон, лаборанту научно-документальной киностудии с более чем скромным заработком. За два года долг вырос почти вдвое, и вернуть его не было никакой возможности. Вот тут-то и «смилостивился» над несчастной вдовой «сердобольный» родственничек, поставив условие: или он возвращает долг через суд, а это означает арест и продажу дома, или Френи выходит за него замуж, и тогда дом остается за Хаттонами. Маме Микки ничего не оставалось, как согласиться на условия Буффона.

Микки попытался было отговорить маму от этой позорной сделки, но та в ответ только расплакалась. После этого мальчик не раз видел себя то отважным и благородным рыцарем, то бесшабашным и жестоким пиратом, наподобие его далёкого предка Фрэда Гальтона, освобождающим в смертельной схватке маму, пленённую старым и коварным женихом. Но ещё чаще он терзался своим бессилием, невозможностью что-либо изменить. И тогда свет становился ему немил.

И вот сегодня этот человек пожаловал к ним в гости, а он, Микки, ничего с этим не может поделать. Больше того – он вынужден впустить его в дом. И, что хуже всего, быть с ним учтивым.

Микки проводит Буффона в гостиную, усаживает его в большое мягкое кресло, кладёт перед ним на журнальный столик ворох старых журналов и, решив, что этого для проявления гостеприимства и учтивости вполне достаточно, сам, усевшись с ногами на диване, углубляется в чтение очередного романа Александра Дюма. На сей раз это «Капитан Поль».

Спустя минут пять в прихожей дребезжит звонок телефона. Микки, как мальчик воспитанный, извиняется перед гостем и выходит, плотно прикрыв за собой дверь. Тотчас из прихожей слышится его оживлённый, но настолько тихий голос, что месье Буффон не может толком расслышать ни одного слова. Впрочем, он особо и не прислушивается. Мальчишечьи разговоры его меньше всего интересуют. Хотя одну фразу его слух всё же улавливает. И даже очень отчётливо. Произносит её Микки в самом конце разговора громко и требовательно: «Так смотри же – чтобы всё было, как договорились!»

Мальчик возвращается в гостиную заметно повеселевшим и оживлённым. Но Эжен Буффон, погружённый в чтение статьи об изобличении шайки финансовых махинаторов, даже не поднимает головы, а потому ничего этого не замечает. Не видит он и того, как Микки, вернувшись в гостиную, едва заметным движением руки касается нижнего угла рамы висящей подле двери картины. Картина сдвигается с места, открыв по углам на стене треугольнички невылинялых розовых обоев с красными цветочками.

Картина покрыта паутиной тоненьких трещин, что свидетельствует о её солидном возрасте. На ней изображён свирепого вида моряк лет сорока в зелёном камзоле и чёрной треуголке, с перевязанным чёрным платком глазом и оголённой саблей в руке. Это и есть тот самый предок Микки, пират Фрэд Гальтон, в роли которого не раз видел себя мальчишка, воображая, как он разделывается с ненавистным месье Буффоном.

Микки усаживается на прежнее место, тянет руку за своей книгой, и тут его взгляд чисто случайно падает на перекосившуюся картину.

– Ну, вот! Только этого не хватало нам сегодня! – удручённо бормочет мальчишка. Бормочет не так чтобы тихо, но и не громко, а ровно так, чтобы его мог услышать гость.

– Что случилось? О чём ты? – поднимает голову от журнала Буффон. Похоже, ему уже надоело столь продолжительное молчание, и он готов снизойти до разговора даже с этим мальчишкой.

– А-а… – досадливо кривится явно чем-то расстроенный Микки. Но гость оказывается настойчивым.

– И всё-таки! Что случилось? Мы ведь с тобой без пяти минут отец и сын, и я надеюсь, что ты всегда будешь вразумительно отвечать на мои вопросы.

О предстоящем родстве сказано таким тоном, как о чём-то давно решённом и не подлежащем малейшему сомнению.

«Ишь, отец сыскался! Не торопись, “папочка”: чтобы посадить щегла в клетку, надо его ещё поймать, этого щегла», – мысленно отвечает Микки. Вслух же сбивчиво бормочет:

– Да вот… портрет… понимаете ли… Словом, перекосился… Сам по себе.

– Как это… «сам по себе»? – удивлённо таращит глаза Буффон.